Елена Верейская - Три девочки [История одной квартиры]
– Ну чего там! Мне и самому не больно спится, – вздохнул старый мастер.
– Вам все это, конечно, уже известно, – сказал доктор, проведя ладонью по карте.
Яков Иванович горько улыбнулся.
– Кому и знать, как не мне, – снова тяжело вздохнул он. – От нас же, от завода, идут и идут добровольцы. И мои – понимаете, мои ребята тоже! – Яков Иванович стукнул себя кулаком в грудь. – Мои!.. Слесари, только что обученные… Остаюсь как без рук… Новых обучать буду. А удерживать нельзя, сам знаю, – много людей туда нужно, ох много!
– А зачем же там слесари? – недоумевающе спросила Софья Михайловна.
– Все там нужны. Вехи вдоль пути ставить надо? Надо. Ведь пурга, снегом все заносит. Плотники-мостовщики нужны, мосты на трещинах налаживать. А регулировщики? А врачи, санитары? Все нужны! Пока лед не больно крепок, конной тягой с «Большой земли» нам хлеб уже повезли. Да и то с опаской: тонок лед, еле держит коня да розвальни с двумя мешками. И те порой проваливаются. А как лед нарастет, машины пойдут… Путь-то нелегкий. Кто будет машины налаживать да ремонтировать?
– Я только сегодня об этом узнала, – виноватым тоном произнесла Софья Михайловна.
– Да и надо помалкивать, – строго сказал Яков Иванович, – у врага везде уши. Ну, да разве теперь скроешь? Пронюхал гад! Взбесился! Сорвать хочет стройку дороги. Бомбит, расстреливает. Врешь, не сорвешь, подлюга! – Яков Иванович гневно топнул ногой. – Доведем! Пришлет нам «Большая земля» хлебушка!
– Дорого достанется этот хлебушко, – задумчиво сказал доктор. – А без такой ниточки – гибель Ленинграду…
– Тот же фронт, – кивнул головой Яков Иванович, – а где фронт, там и смерть гуляет.
– Тот же фронт, – подтвердил доктор.
– А девочки еще ничего не знают, – вслух подумала Софья Михайловна.
– И незачем им пока знать, – сурово прошептал Яков Иванович. – Еще сболтнут в очереди у булочной, малы еще.
– Все равно знает уж население. Легендами слухи обрастают, – устало сказал доктор.
– Все же помалкивать надо, – снова строго повторил Яков Иванович. – Побеседовали сейчас, а дальше – молчок. И спать надо. Завтра вставать рано, ложитесь-ка, – приказал он и решительно пошел к двери.
Доктор и Софья Михайловна послушно встали. Доктор молча последовал за Яковом Ивановичем. Софья Михайловна еще раз внимательно посмотрела карту, потом не спеша свернула ее и поставила в угол за шкаф. Она потушила коптилку, легка в остывшую постель, закуталась в одеяло, но еще долго не могла уснуть.
Ладога… Мороз… жестокая снежная пурга… и люди! Много людей, выбиваясь из сил, прокладывают путь хлебу… По льду озера… по глубокому болотистому лесу… почти на глазах у озверелого врага… Рвутся снаряды… падают бомбы…
– Тот же фронт, – прошептала Софья Михайловна, – а мы сами разве не на фронте?.. Леня!.. Леня, любимый, где-то ты сейчас?..
И она впилась зубами в подушку, чтобы громко не застонать.
* * *В прихожей раздался звонок. Тотик уже спал, девочки раздевались, чтобы лечь. В соседней комнате было темно, – видимо, доктор уже лег.
Софья Михайловна пошла открывать. Девочки прислушались. Стукнула входная дверь; в прихожей раздались голоса. Один женский, как будто Дашин, другой мужской. Жених, что ли? Вот заговорила Софья Михайловна… Голос ее странно звенел.
– Что-то случилось, – встревоженно произнесла Наташа и спешно начала снова одеваться. Катя и Люся тоже молча натягивали платья.
– Зайдемте в комнату, обсудим, – услышали девочки голос Софьи Михайловны уже у самой двери. – Девочки, вы одеты?
– Да, – ответили девочки в один голос.
Дверь открылась, вошла Софья Михайловна, за ней Даша и Жених. Наташа впилась глазами во взволнованное лицо матери.
– Мама, что случилось?
– Здравствуйте, девчата! – весело сказал Жених.
Софья Михайловна не ответила Наташе. Она подошла к двери в соседнюю комнату и тихо позвала:
– Доктор! Вы спите?
– Нет, – донеслось из темноты. – А что?
– Вы можете выйти сюда?.. Надо тут… обсудить… посоветоваться…
– Сию минуту! – ответил доктор, и стало слышно, как он поспешно одевается.
– Мама! В чем дело? – повторила Наташа.
– Сейчас, Наташа… подожди… – Лицо Софьи Михайловны было бледно и растерянно. Между бровей легла глубокая складка.
– В том дело, Наташа, – снова весело заговорил Жених, – что я предлагаю твоей маме увезти вас отсюда.
– Увезти? Куда? – в один голос спросили девочки.
– На «Большую землю». Помните, про ниточку я говорил? Протянулась ниточка! Хочешь, Наташа?
– В нашу деревню, – прибавила Даша, – к моей маме.
В эту минуту вошел доктор и поздоровался с Женихом и Дашей.
– Доктор, – взволнованно заговорила Софья Михайловна, – вот Жених едет скоро на машине… через Ладожское озеро… за продуктами…
– Хочу их увезти отсюда, – перебил ее Жених. – Чего им тут пропадать? Дашина деревня километров сорок за Подборовьем. Разрешил мне командир мамашу мою туда подкинуть. А заодно и их. Многих-то взять не могу, с полной нагрузкой ездить еще не разрешено, – лед ненадежен. Ну, а они, – он кивнул головой в сторону Софьи Михайловны, – что они сейчас весят? Перышки! Мы и хлеб пока понемногу берем.
– Отличился он в работе на озере, оттого и разрешили ему мамашу… – с гордостью начала было Даша, но Жених так строго глянул на нее, что она смутилась и осеклась.
Доктор опустился на стул.
– Но это же… риск… – пробормотал он.
– Конечно, риск. Скрывать нечего, – серьезно сказал Жених. – Оборона у нас здорово поставлена, и все же обстрелы бывают. Уж мы знаем, – скорее бы девятый километр проскочить: пристрелен он у немцев. Да и сама Ладога, – нелегко она нам далась. Пока трассу осваивали, не одна машина под лед ушла. Ну, все-таки обуздали и Ладогу. Ездим. У нас теперь шоферы говорят: «Ладога как встала, так и поехала». Риск-то конечно, да ведь риск – дело благородное. А тут оставаться не риск?
– Там у нас корова. Хлеба сколько хочешь, картошки… – заговорила Даша. – А тут же Тотик, как пить дать, помрет…
Доктор низко опустил голову. Софья Михайловна подошла к нему, присела перед ним на корточки и снизу вверх заглянула ему в лицо.
– Доктор… скажите… – прошептала она умоляюще.
Доктор поднял голову и пристально посмотрел на тахту, где мирно спал Тотик.
– Да, – сказал он твердо, – поезжайте…
– Ехать? – переспросила Софья Михайловна шепотом. – Из Ленинграда?
– Ехать! – Доктор уверенно кивнул головой. – Жених прав. Дорога трудная, конечно…
– Дорога трудная, – подтвердил Жених. – И мороз, и обстрел может быть…
Софья Михайловна, казалось, не слышит ничего. Все так же, сидя на корточках, она повернула голову вбок и, уставившись глазами в одну точку, сосредоточенно думала.
Наташа вдруг почувствовала, что начинает дрожать мелкой дрожью Доктор посмотрел на нее.
– Поезжайте, Наташа, – снова повторил он.
Наташа мертвенно побледнела.
– Я не поеду, – сказала она решительно.
Софья Михайловна вздрогнула и оглянулась на нее.
– Что ты сказала, Наташа?
– Я не поеду, – повторила она еще решительнее.
– Не… поедешь?
Наташа вся дрожала.
– Да, мама. Как же… мы поедем… будем спасаться… А Катя?.. А Люся?..
Софья Михайловна стремительно поднялась с корточек и всплеснула руками.
– Да ты с ума сошла, Наташа! Неужели же мы их оставим? Конечно, если ехать, так всем.
– А мама?
– А дедушка? А доктор? – в один голос воскликнули Люся и Катя. Люся заплакала. Катя стояла вся бледная, прижимая руки к груди.
Доктор уже овладел собой. Он сидел теперь, выпрямившись, и лицо его было спокойно.
– Послушайте меня, девочки, – заговорил он. – Конечно, вам надо ехать всем. Тяжко расставаться, не спорю. И мне самому… будет не легко. Но, во-первых, чем меньше людей останется в Ленинграде, тем легче будет оставшимся. А во-вторых, вы же знаете, с Люсей делится пайком ее мама, с Катей – ее дедушка. Если вы уедете, они будут съедать его сами. Значит, надо ехать. Ради них же.
– А вы-то сами, доктор? – воскликнула Наташа.
– Что вы, Наташа… Разве я доеду?
Наташа закусила губу. Наступило тягостное молчание. Люся тихо плакала. Софья Михайловна снова уставилась глазами в одну точку.
– А когда ехать? – хрипло спросил доктор, обращаясь к Жениху.
– Завтра в это же время… Сутки вам на сборы. Ну, Даша, а теперь пошли.
В эту ночь никто, кроме Тотика, не спал.
* * *Спешно, в глубоком молчании, разбирали вещи. Изредка, отрывистыми фразами, советовались, что брать с собой. Доктора уговорили лечь, но все время было слышно, как он ворочался и вздыхал.
Люся то и дело украдкой вытирала слезы. Среди ночи Софья Михайловна усадила ее рядом с собой на тахту.
– Люся, ты говоришь, как оставить маму. Но мама сама на днях уедет…
– Куда? – испуганно спросила Люся.
